Мой давний сон

Я свыкся с этим сном, волнующим и странным,
В котором я люблю и знаю, что любим,
Но облик женщины порой неуловим -
И тот же и не тот, он словно за туманом.

И сердце смутное и чуткое к обманам
Во сне становится прозрачным и простым, -
Но для нее одной! - и стелется, как дым,
Прохлада слез ее над тягостным дурманом.

Темноволоса ли, светла она? Бог весть.
Не помню имени - но отзвуки в нем есть
Оплаканных имен на памятных могилах,

И взглядом статуи глядят ее глаза,
А в тихом голосе, в его оттенках милых,
Грустят умолкшие родные голоса.

Я всего натерпелся, поверь!
Как затравленный, загнанный зверь,
Рыскать в поисках крова и мира
Больше я, наконец, не могу
И один, задыхаясь, бегу
Под ударами целого мира.

Зависть, Ненависть, Деньги, Нужда -
Неотступных ищеек вражда -
Окружает теснит меня; стерла
Дни и месяцы, дни и года
Эта мука. Обед мой - беда,
Ужин - ужас, и сыт я по горло!

Но средь ужаса гулких лесов
Вот и Гончая злей этих псов.
Это Смерть! О, проклятая сука!
Я смертельно устал; и на грудь
Смерть мне лапу кладет, - не вздохнуть.
Смерть грызет меня, - смертная мука.

И, терзаясь, шатаясь в бреду,
Окровавленный, еле бреду
К целомудренной чаще и влаге.
Так спасите от псов, от людей,
Дайте мне умереть поскорей,
Волки, братья, родные бродяги!

Несчастный! Ты забыл крещенья благодать,
И веру детскую, и любящую мать,
Ты силы растерял, и бодрости не стало,
Тебе грядущее судьба предначертала
Такое светлое, как волны на заре,
Ты разбазарил все в кривлянии, в игре,
И даже разум твой поизносился малость.
Что за проклятие брести, забыв усталость,
Туда, где горизонт - манящая черта,
О скверное дитя с замашками скота!
Кто отвратит беду? Никто из прозорливых
Не в силах упредить тебя в твоих порывах...

И в сердце растрава,
И дождик с утра.
Откуда бы, право,
Такая хандра?

О дождик желанный,
Твой шорох - предлог
Душе бесталанной
Всплакнуть под шумок.

Откуда ж кручина
И сердца вдовство?
Хандра без причины
И ни от чего.

Хандра ниоткуда,
Но та и хандра,
Когда не от худа
И не от добра.